Уровень подготовки кадров скажется на будущем отношений России со странами Азии
->Уровень профессиональной подготовки специалистов-востоковедов неизменно был одним из признаков качества советского образования в области страноведения и дипломатии. Сегодня учебных заведений, где можно получить настолько же редкую, насколько и престижную специальность, не так много, а их выпускники пользуются высоким спросом на рынке труда. Между тем сами вузы отчаянно стремятся удержать прежнюю, высокую планку качества обучения. И она все еще остается намного выше, чем в за-падных университетах.Подготовкой востоковедов в России занимаются сейчас и государственные, и частные учебные заведения. Среди государственных выделяются Институт стран Азии и Африки при МГУ имени М.В. Ломоносова и профильный вуз МИД России — Университет МГИМО. Среди частных — Институт практического востоковедения (ИПВ), использующий методики и педагогические наработки ИСАА, по решению ученого совета которого он и был создан. Проректор ИПВ Надежда Васина утверждает, что это единственный негосударственный вуз в стране, где освоен стандарт специальности 522600 «Востоковедение, африканистика», который предполагает глубокое изучение как иностранных языков, так и страноведческих курсов. По этой же специальности, а также по специальности «Регионоведение» проходит, по словам директора ИСАА, доктора исторических наук профессора Михаила Мейера, обучение в его вузе — в рамках одного из трех направлений: филологического, исторического и социально-экономического.
Специфика рынка труда в этом направлении обусловлена редкостью профессии. Во-первых, квалифицированных кадров, знающих страны Востока, гораздо меньше, чем дипломированных специалистов по языкам и странам Запада, юристов или экономистов. Поэтому выпускники обычно не испытывают проблем с поиском постоянной работы, чаще бывает наоборот, что она уже найдена заранее, на третьем-четвертом курсе. Однако о совмещении даже частичной занятости с учебой речь вряд ли может идти вплоть до старших курсов — слишком велика нагрузка. Характерно, что ни в ИСАА, ни на большинстве факультетов МГИМО, ни в негосударственном ИПВ не практикуются вечерняя и заочная формы обучения — студенты учатся только днем, очно и при жестком контроле успеваемости.
Во-вторых, даже на фоне общей элитарности профессии существует дефицит кадров в отдельных отраслях. Так, редкие языки становятся действительно редкими из-за малого количества специалистов, ими владеющих. Если китайский, японский и арабский, наоборот, становятся все более популярными, то убедить студентов выбрать для изучения бирманский, индонезийский, фарси или пушту, по словам преподавателей, сложно — хотя именно ввиду их редкости такой выбор в определенном смысле более перспективен. Ситуация сложилась непростая: прежнее поколение «редких» востоковедов, по словам Надежды Васиной из ИПВ, постепенно уходит, а на смену им прийти некому. МИД России уже предпринял попытки что-то исправить, но сделать пока удалось немного: прежние поставщики кадров в основном переключились на работу с нефтяными компаниями, и изучение восточных языков там фактически сошло на нет.
Что касается западного опыта, качество европейских и американских традиций обучения востоковедению существенно снизилось из-за «болонского процесса», или «болонской системы». Этот метод предусматривает позднюю специализацию — в течение первых четырех лет (бакалавриат) студенты изучают Восток в целом и лишь затем, в магистратуре, специализируются на отдельно2000й стране и ее языке. В результате, убеждена Васина, выпускники западных вузов не успевают в должной степени овладеть трудными восточными языками и, проучившись шесть лет в университете и став дипломированными востоковедами, все еще нуждаются в услугах переводчиков и в переводной литературе. А в результате, например, в США уже появились профессора по древней истории Китая, не владеющие китайским языком.
В России востоковедения в наименьшей по сравнению с другими специальностями степени коснулись «либеральные» преобразования — по большей части сохранилась система жесткого отбора при интенсивной языковой нагрузке. Так, в ИСАА вне зависимости от специализации студенты в одинаковом объеме изучают один или два восточных языка, а также один западноевропейский. Всего в институте преподают более 40 языков народов Азии и Африки, а также узбекский, татарский, таджикский, казахский и адыгейский. При институте действует ряд научных обществ, в том числе «Нусантара» — объединение ученых, преподавателей и студентов из Москвы и Санкт-Петербурга, занятых проблемами Нусантары — региона австронезийских языков, в который входят Индонезия, Малайзия, Бруней, Филиппины, Мадагаскар, Океания, а также частично Сингапур, Таиланд, Вьетнам и Тайвань. В МГИМО, по неоднократным заявлениям и его ректора, члена-корреспондента РАН, доктора политических наук профессора Анатолия Торкунова, и его преподавателей, принципиальное внимание также уделяется, наравне с основной профессией, изучению сопутствующего ей иностранного языка, а чаще — двух.
В результате разницы методов преподавания и учебных требований российские студенты в ходе совместных стажировок с западными коллегами легко обходят не только одногодков, но и выпускников, и получающих последипломное образование. Наши уверенно побеждают на международных лингвистических конкурсах востоковедов — так, в 2007 году студентка третьего курса ИПВ Ольга Василевская, не получая специальной подготовки, заняла первое место на международном конкурсе изучающих малайский язык в Куала-Лумпуре, на котором встретились представители 24 стран. Фактически единственное, что может спасти «болонскую систему», — последующее обучение с погружением в языковую среду, то есть обучение непосредственно в стране специализации.
Препятствия, которые могут помешать сохранению и развитию опыта востоковедения в России, кроются в сфере финансирования, а также в вопросах приоритетности этого направления для государства. Поскольку обучение по этой специальности со всеми необходимыми материалами, возможностями языковой практики и стажировок является крайне затратным, оно малорентабельно для коммерческих вузов. В особенности это касается уже упомянутых редких языков: если на востребованные сегодня в бизнесе китайский и японский существует платежеспособный спрос, то работа в регионах языков экзотических — в первую очередь прерогатива государственных структур. Поэтому без должного внимания с их стороны существует риск со временем утратить ценный практический опыт и преподавательские наработки и лишиться, по словам Надежды Васиной, «немногочисленной группы коммуникаторов, которые годами, часто анонимно направляют наши отношения со странами Востока», поддерживая их в рабочем состоянии.
12 марта 2008 г., inauka.ru
Следите за новостями Theproperty в Telegram
Новости |
Статьи и обзоры |
